Человек из шкафа - Алексей Винокуров

Старик. Выходит так.

Алексеев. Святая простота! Сколько же тебе лет, старый младенец?

Старик (потупясь). Шестьдесят пять мне. И три месяца…

Алексеев. Три месяца! Дожил до седых волос, а любовь хочешь квартирой купить?

Старик. Да я ведь думал как – я старый, а они молодые, здоровые, им не трудно будет. А после смерти каждому по комнате достанется. А вышло…

Алексеев. Что вышло?

Старик. Написал я завещание. А потом прочитал в газете, как один старичок тоже квартиру свою завещал и вскорости сгинул. И другой тоже. И третий. Раньше я газет не читал – у меня очки треснули. А тут починил – и лучше бы не читал. Заболел от испуга. Лежу как в лихорадке, дрожу и ничего не соображаю. Перед глазами видения. И тут появляется один из этих, садится на кровать и говорит: «Ты, старик, теперь умрешь неизвестным науке способом за свою квартиру, поскольку по завещанию она нам принадлежит, и мы не можем ждать, пока ты самостоятельно коньки отбросишь.» Сказал – и ушел. Тут у меня от страху вся болезнь отступила, я вылез из кровати – и давай Бог ноги. Страшно умирать-то. Так вот я и оказался в мертвецах. И, главное, лучше все равно не стало. Каждую ночь он мне теперь снится. Вот, кажется, подкрадется – и в горло вцепится.

Алексеев. Галлюцинации у тебя, старик.

Старик. Сам ты… галлюцинация! Я как рожу его вспомню, так меня кровавый пот пробивает.

Алексеев. Кровавый?

Старик. Кровавый.

Алексеев. Лечиться тебе надо. Электричеством.

Старик. Лечились. Водочкой. Не помогает.

Алексеев. Тяжелый случай.

Старик. И не говори. Я ведь потом возвращался. Так они уже дверь поменяли. Так что бежал я – от греха подальше.

Алексеев. Ну, дверь еще ничего не доказывает. Может, они попугать тебя хотели. А ты уж решил, что убьют.

Старик. А ты бы не решил? Ты бы на их месте не захотел бы убить одинокого, больного старика?

Алексеев. Я?! Нет. Я врач, я людей не убиваю.

Старик. Потому что ты дурак! И жизни не знаешь. А они люди опытные. У них голова на плечах есть…

Алексеев. Ну, хватит рассуждать. Тоже, Диоген, глас вопиющего в пустыне. Почему ты сразу такой умный не был?

Старик. Опыт приходит с годами.

Алексеев. Вот как? А к тебе почему же он не пришел?

Старик. А какие наши годы?

Алексеев (поморщившись). Дальше что было?

Старик. Что дальше? А ничего. Ушел я из дому. А все водка проклятая, все она! Брошу я ее, уже и бросил почти. (Вздыхает.) Пробовал я бомжом жить и чувствую – не могу. Легко ли милостыню в позе лотоса выпрашивать? Здоровье нужно железное. В молодости надо было привыкать. Теперь-то стар я свой профиль менять. И, главное, кто же знал?! Обещали ведь уход, обеспеченную старость…

Алексеев (насмешливо). Ну вот и получил, что хотел. Каждому да воздастся по вере его. На кой черт она тебе нужна, эта обеспеченная старость?

Старик. Ты еще молодой человек, тебе не понять идей старости…

Алексеев. А в полицию пробовал?

Старик (усмехнувшись хитро). Полиция для нас дело незнакомое, карательное. Она правых и виноватых не разбирает, мочит всех.

Алексеев. Это все хорошо, все замечательно. Жалостная история: злые бандиты, несчастный старик… А в шкафу ты как оказался?

Старик. «Как оказался»? Как в шкафу оказываются?

Алексеев. Вот именно – как?

Старик. Ночевал я там.

Алексеев. В шкафу?!

Старик. Мы, бомжи, люди простые. Нам некогда о высоких материях думать. Нам выбирать не приходится. Спим где попало – на такси у нас денег нету.

Алексеев. Ты мне голову не морочь…

Старик. Нужна мне твоя голова. Тоже – не морочь! Да ты знаешь, кто я теперь? Да я за это время такого натерпелся – другим на всю жизнь хватит. Ты думаешь, приятно это – кошкой прикидываться и по помойкам – мяу-мяу! – лазить? (С внезапным остервенением.) Иди, спробуй, сукин сын. Посмотрим, что запоешь!

Алексеев. Ты вот что, давай без грубостей.

Старик (не слушая). Ну, как же, мы хозяева жизни, нам все можно. У нас отдельные квартиры, машины и любовницы, имеем ванную и теплый клозет. А то, что народу ваш клозет уже поперек горла стоит, об этом вы не думаете. Клозет! С высшим образованием, в шляпах! А мы – отжимайся ходи по помойкам, да трясись, чтобы кто не прихлопнул. (Причитает.) Что же это, Господи, за что мне такое мучение! Ведь, кажется, старый человек, никому ничего плохого не делал, жил себе и жил… (Плачет.)

Алексеев (смущенно). Ну-ну, ты чего… Ты не плачь, я… Черт! (Взъерошив волосы, бегает по комнате, потом приносит с кухни стакан воды.) Ну, выпей на, попей водички.

Дает стакан старику. Тот, не переставая плакать, берет, начинает пить и вдруг, остановившись, брызжет водою обратно.

Алексеев (отскакивая). Ты чего?

Старик. Из водопровода?

Алексеев. Да.

Старик. Не буду.

Алексеев. Почему?!

Старик (рыдая). Там микробы.

Алексеев (ошеломленно отряхиваясь). Ну, ты… Далеко пойдешь.

Старик (плача). Сирота я, сирота старая, горемычная, никому не нужная.

Алексеев (сморщившись). Ой, ой, сирота! Глаза бы на тебя, сироту, не глядели.

Старик (желчно). Да, кому мы нужны. Честных-то людей уж не осталось…

Алексеев. Как у тебя только наглости хватает?! В моем доме меня же и оскорблять…

Старик. А что – нельзя?

Пауза. Алексеев глядит на Старика с непередаваемым выражением лица.

Старик. Ну, не буду, не буду.

Алексеев (помолчав). Где, говоришь, живешь?

Старик (деловито). А тебе зачем?

Алексеев (ворчливо). Зачем, зачем… Схожу, посмотрю, что у тебя там творится…

Старик (хватает его за рукав). Нет, ты это взаправду? Или так, шутишь, упражняешься на старике? Сынок, ты это серьезно?

Алексеев (выдергиваясь). Какой я тебе сынок? Адрес назови, адрес.

Старик. Да тут рядом. Я покажу.

Алексеев. Не надо мне ничего показывать! На вот, напиши – и ступай своей дорогой.

Старик. Айн момент… (Лихорадочно пишет что-то на клочке бумаги, отдает его в руки Алексеева.) Такой пойдет?

Алексеев. Это я тебя должен спросить: пойдет или не пойдет?

Старик (смущен). Э… Склероз у дедушки. Склероз.

Алексеев. Ладно. Тут ко мне сейчас придут. Так что ты собирайся понемногу.

Старик. Да я тихо, в уголке.

Алексеев. Давай-давай. «В уголке!» Нечего…

Картина вторая

Обстановка та же, только на столе появился торт, чайник, кружки, еда. Звонок в дверь.

Старик (торопливо). Я открою.

Бежит в прихожую. Алексеев застывает на месте, на лице его отчетливо начинает проступать раздражение. В комнату входят старик и Таня.

Старик. Пожалуйте, пожалуйте! Вот, раздевайтесь, пальтишечко можно снять и сюда его, на вешалочку.

Таня. Спасибо. (Раздраженно бросает пальто на стул.)

Алексеев. Добрый вечер, Таня.

Идет к ней с поцелуем, но она ловко уклоняется.

Таня. Добрый? Для кого как.

Старик. Добрый, добрый, как же не добрый. Такой добрый вечер, когда вы к нам пришли, Татьяна… как по батюшке?

Таня (отрывисто). Леонидовна.

Старик. А вот это нехорошо. Я вам в отцы гожусь, в Мафусаилы, а вы мне в лицо отчеством тычете. Будешь просто Танечка. Да ты раздевайся, не бойся меня, ведь я дедушка. Присаживайся к столу, чайку сейчас с тортиком, чайку.

Татьяна садится.

Алексеев. Ну, что опять случилось?

Таня. Что могло случиться? Да ничего! Просто главный врач – он же и главный дурак по совместительству. Говорит, пока не восстановлю список ветеранов и инвалидов, в отпуск не уйду. Ты можешь себе представить?

Пауза.

Вот сволочь, даже не верится. (Мстительно.) А ты еще к нему в кабинет чай ходишь пить.

Алексеев (юмористически разводит руками). Ну, что же мне теперь, и чаю не выпить?

Таня. Со сволочью?

Алексеев. У всех свои недостатки.